Скачать этот текст

                   Гласом моим
                   Пожру тя, господи.
                        Ц.О.
        
                1
        
        О родина, счастливый
        И неисходный час!
        Нет лучше, нет красивей
        Твоих коровьих глаз.
        
        Тебе, твоим туманам
        И овцам на полях,
        Несу, как сноп овсяный,
        Я солнце на руках.
        
        Святись преполовеньем
        И рождеством святись,
        Чтоб жаждущие бдения
        Извечьем напились.
        
        Плечьми трясем мы небо,
        Руками зыбим мрак
        И в тощий колос хлеба
        Вдыхаем звездный злак.
        
        О Русь, о степь и ветры,
        И ты, мой отчий дом!
        На золотой повети
        Гнездится вешний гром.
        
        Овсом мы кормим бурю,
        Молитвой поим дол,
        И пашню голубую
        Нам пашет разум-вол.
        
        И не единый камень,
        Через пращу и лук,
        Не подобьет над нами
        Подъятье божьих рук.
        
                2
        
            "О дево
        Мария! -
        Поют небеса. -
        На нивы златые
        Пролей волоса.
        
        Омой наши лица
        Рукою земли.
        С за-гор вереницей
        Плывут корабли.
        
        В них души усопших
        И память веков.
        О, горе, кто ропщет,
        Не снявши оков!
        
        Кричащему в мраке
        И бьющему лбом
        Под тайные знаки
        Мы врат не сомкнем.
        
        Но сгибни, кто вышел
        И узрел лишь миг!
        Мы облачной крышей
        Придавим слепых".
        
                3
        
        О боже, боже,
        Ты ль
        Качаешь землю в снах?
        Созвездий светит пыль
        На наших волосах.
        
        Шумит небесный кедр
        Через туман и ров,
        И на долину бед
        Спадают шишки слов.
        
        Поют они о днях
        Иных земель и вод,
        Где на тугих ветвях
        Кусал их лунный рот.
        
        И шепчут про кусты
        Непроходимых рощ,
        Где пляшет, сняв порты,
        Златоколенный дождь.
        
                4
        
        Осанна в вышних!
        Холмы поют про рай.
        И в том раю я вижу
        Тебя, мой отчий край.
        
        Под Маврикийским дубом
        Сидит мой рыжий дед,
        И светит его шуба
        Горохом частых звезд.
        
        И та кошачья шапка,
        Что в праздник он носил,
        Глядит, как месяц, зябко
        На снег родных могил.
        
        С холмов кричу я деду:
        "О отче, отзовись..."
        Но тихо дремлют кедры,
        Обвесив сучья вниз.
        
        Не долетает голос
        В его далекий брег...
        Но чу!  Звенит, как колос,
        С земли растущий снег:
        
        "Восстань, прозри и вижди!
        Неосказуем рок.
        Кто все живит и зиждет -
        Тот знает час и срок.
        
        Вострубят божьи клики
        Огнем и бурей труб,
        И облак желтоклыкий
        Прокусит млечный пуп.
        
        И вывалится чрево
        Испепелить бразды...
        Но тот, кто мыслил девой,
        Взойдет в корабль звезды".
        
        Август 1917
        
        

Примечания

2. Октоих (с. 41) - Зн. тр., 1918, 7 апреля (25 ), № 174; журн. «Наш путь», Пг., 1918, № 1, апреля, с. 43-46; Г₁₈; Г₂₀; Триптих; Рж. к.; Грж.

   Беловой автограф первой редакции с авторской правкой - Г_н.

   Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.) с исправлением в ст. 11 («бденья» вместо «бдения»). Датируется по Рж. к., где имеется помета рукой Есенина: «1917 август». Авторская дата в наб. экз. (1918) не соответствует действительности, поскольку еще 16 ноября 1917 года Иванов-Разумник отправил Андрею Белому письмо, содержащее полную копию «Октоиха» (Письма, 315).

   До публикации поэмы в целом, в конце декабря 1917 года, треть ее текста (ст. 1-8, 13-16, 25-28, 40-49, 67, 87-92) была обнародована Ивановым-Разумником в его статье «Две России» (Ск-2, с. 217, 218, 221, 225, 228-229). Со- и противополагая «две России», персонифицированные для него, с одной стороны, в А.М.Ремизове с его «Словом о погибели Русской земли», а с другой - в Есенине и Клюеве, Иванов-Разумник писал:

   «У Ремизова - „злоба кипит в душе, кипит бессильная: ведь полжизни сгорело из-за той России, которая обратилась теперь в ничто...“ И не одинок он теперь в своей злобе - густая толпа злобящихся с ним и за ним. Но беззлобна радость народных поэтов: „Радуйтесь! Земля предстала новой купели!..“ . Ремизов проклинает - и: „не проклинаю я никого, потому что знаю час, знаю предел, знаю исполнение сроков судьбы... Ничто не избежит гибели...“ И отвечает ему поэт (Есенин, в поэме „Октоих“) сильными и полными веры словами . <...> Что ж удивляться тому, что и революция для него есть лишь „беззаконство“ несметной бесовской силы „из темных ям“? <...> Что ж удивляться и тому, что нет и не может быть взаимного понимания между таким отношением к мировой вести,- и верою в то, что нынешняя и грядущая мировая трагедия есть не беззаконство темной силы, а тяжелый, тернистый светлый путь человеческого освобождения, что светлая победа - впереди, что

   ни  единый  камень,
   Через  пращу и  лук,
   Не  подобьет  под нами
   Подъятье  Божьих  рук. <...>

   Так разделилась русская литература, русское общество и вся русская земля; так, быть может, скоро разделится весь мир... И каждый из нас должен твердо знать, за какую правду он готов стоять до конца. И если правда Ремизова мне чужда, темна и враждебна, то правда народных поэтов мне светла, близка и радостна» (Ск-2, с. 217, 221, 229).

   В.А.Амфитеатров-Кадашев откликнулся на первую публикацию «Октоиха» статьей «Дождь без портов и теленок с востока» (неидентифицированная газетная вырезка - Тетр. ГЛМ; подпись: В.Кадашев; возможно, напечатана в московской вечерней газете «Новости дня», 8 апреля, 1918, № 11), высказавшись о поэме Есенина в фельетонно-публицистическом духе: «По-моему, <...> поэт гениально прозрел сущность счастливой эпохи, переживаемой нами.

   В самом деле, разве дождь не есть образ, наиболее полно выражающий наше время?

   Благодеяния советской власти разве не выявляются в дожде декретов?

   Счастье жизни в социалистическом отечестве разве не сливается мистически с дождем пуль, свистящих, зря и не зря, по городам и весям государства российского?

   Нет, дождь - превосходная аллегория советской России. <...>

   Весь пестрый, путаный сумбур русской жизни, вся сложность явления, именуемого социальной революцией, выражена поэтом ясно и исчерпывающе: „Где пляшет, сняв порты, златоколенный дождь“.

   Честь и хвала Есенину!»

   , В.С.Рожицын писал: «Могучий зооморфизм, чувство природы и Руси, как огромного живого, животного существа, веет над этой книгой старинным языческим сумраком <...>. Суровая грубость этих образов еще звучней в стихе „Октоих“ . Без душевной раздвоенности, без налета книжной культурности, без раздумья, с варварски-мощным напевным стихом и стихийной ясностью язычника С.Есенин чертит свой стих, рисует Русь, как иконописец Андрей Рублев...» (журн. «Колосья», Харьков, 1918, № 17, с. 7; вырезка - Тетр. ГЛМ).

   Эмоционально приподнятые оценки начала поэмы дали также А.Б.Оленин (газ. «Мир», М., 1918. 29 сентября, № 46; вырезка - Тетр. ГЛМ), И.А.Оксёнов (журн. «Жизнь железнодорожника», Пг., 1918, № 30, 15 октября, с. 7; подпись: А.Иноков), П.Н.Савицкий (журн. «Русская мысль», София, 1921, кн. I/II, с. 215-216; подпись: Петроник).

   Некоторые замечания касались поэтики «Октоиха». Так, Н.В.Рыковский посетовал на «небрежные рифмы (деду - кедру; рощ - дождь; дед - звезд и т.д.)» (газ. «Раннее утро», М., 1918, 27 июня, № 117; подпись: Ник. Р-ий; вырезка - Тетр. ГЛМ). О «неправильных рифмах» упомянул в рецензии на Г₂₀ и В.Я.Брюсов (журн. «Художественное слово», М., 1920, кн. 1, с. 57; подпись: В.Б.), назвав здесь же строки «дождь пляшет, сняв порты» и «на долину бед спадают шишки слов» метафорами, «вряд ли жизненными». Через два года Н.Н.Асеев, высказываясь о Триптихе, пожелал «никому под эти шишки не подвертываться», а финальную строфу «Октоиха» привел как пример стихов «ниже среднего уровня» (ПиР, 1922, кн. 8, ноябрь-декабрь, с. 40-41).

   Скорее всего, Есенин имел в виду отзыв В.Я.Брюсова, когда в мае 1921 года писал Иванову-Разумнику, подводя некоторые итоги своих творческих исканий, начатых в 1917 году: «Поэтическое ухо должно быть тем магнитом, которое соединяет в звуковой одноудар по звучанию слова разных образных смыслов, только тогда это и имеет значение. Но ведь „пошла - нашла“, „ножка - дорожка“, „снится - синится“ - это не рифмы. Это грубейшая неграмотность... <...> я <...> отказался от всяких четких рифм <...> Так написан был отчасти „Октоих“ и полностью „Кобыльи корабли“».

   Со слов И.В.Грузинова известно следующее высказывание Есенина 1921 г.: «Кто о чем, а я о корове. Знаешь ли, я оседлал корову. Я еду на корове. Я решил, что Россию следует показать через корову. Лошадь для нас не так характерна. Взгляни на карту - каждая страна представлена по-своему: там осел, там верблюд, там слон... А у нас что? Корова! Без коровы нет России» (Восп., 1, 353).

   Октоих (греч.) - богослужебная книга православной церкви, указывающая чинопоследование для будней и воскресений общественного богослужения. Здесь это слово употреблено метафорически.

3. Гласом моим пожру Тя, Господи (искаж. церковнослав.) - голосом моим принесу жертву Тебе, Господи. Это парафраза начала шестого ирмоса канона, поемого на глас четвертый: «Пожру Ти со гласом хваления, Господи»; канонический перевод - «Со гласом хваления принесу жертву Тебе, Господи» («Православный молитвослов с краткими катехизическими сведениями», СПб., 1907, с. 117). Сокращение «Ц.О.» раскрыто в копии поэмы рукой Иванова-Разумника (РГБ, ф. Андрея Белого) как «Церк. окт.», т.е. церковный октоих.

   При чтении труда А.Н.Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» Есенин скорее всего не прошел мимо места, где говорится о связи слова «жертва» со словом «жрѣти» (греть, гореть), позднее получившем значение «поедать, жрать» (Аф. II, 39). Словами «пожру Тя» (которые можно понять и как «съем Тебя») поэт перефразировал канонический текст, тем самым придав ему определенный богоборческий оттенок, хотя здесь это вряд ли произошло намеренно.

4. Преполовенье - серединный день между Пасхой и Пятидесятницей (днем Святой Троицы); церковный праздник, связанный, как и Рождество, с водосвятием. В тропаре, посвященном этому празднику, есть слова: «Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами».

5. Рождество - здесь: праздник Рождества Христова.

6. О Дево / / Мария... / / На нивы златые / / Пролей волоса.- В книге А.М.Авраамова «Воплощение: Есенин - Мариенгоф» (М.: Имажинисты, 1921, с. 24) эти строки стоят в ряду цитат из других стихов Есенина, где, по мнению критика, поэт изображает луну или месяц. Возможно, среди источников приведенных строк - одна из лубочных картинок, имеющая такое описание: «Богоматерь, стоящая на лунном серпе, на облаке, в короне и со скипетром в руках, с длинными распущенными волосами. Кругом головы ее (обращенной вправо) сияние» (Ровинский, III, с. 446, поз. 1126).

7. Плывут корабли. / / В них души усопших / / И память веков.- Ср.: «Воздушный океан, по которому плавают корабли=облака и тучи, отделяют мир живых людей (землю) от царства умерших, блаженных предков (от светлого небесного свода). Души усопших <...> должны были переправляться в страну вечного покоя через шумные волны этого океана, и переплывали их на облачных ладьях и кораблях. Потому фантазия первобытного народа уподобила корабль-облако плавающему в воздушных пространствах гробу» (Аф. I, 574; выделено автором).

8. Шумит небесный кедр.- Б.В.Нейман справедливо видит здесь «образ мирового дерева», правда, трактуемый им как «домысел» мифологов, «вкоренившийся» в сознание поэта (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, [вып.] 4/5, с. 213). Ср.: Аф. II, 277 и сл. страницы.

9. И на долину бед / / Спадают шишки слов.- По словам самого Есенина, «мир для него есть вечное, неколеблемое древо, на ветвях которого растут плоды дум и образов» («Ключи Марии», 1918).

10. Осанна (церк., евр.) - спаси, сохрани; «Осанна в вышних» - слова из Божественной Литургии (песнопение хора: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф <...>; осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне, осанна в вышних». Строка открывает заключительную главку «Октоиха», которую Б.В.Нейман жестко квалифицировал как «лишь ритмическую обработку серии таких народно-поэтических образов или мифологических домыслов, <...> где последовательно, из строфы в строфу идут образы Маврикийского дуба, звездной шубы, кошачьей шапки, дремлющих кедров, желтоклыкого облака и т.д.» (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, [вып.] 4/5, с. 215). Это суждение исследователя, практически не учитывавшего в своей работе ни многозначности есенинских образов, ни их полигенетичности, вряд ли можно признать справедливым.

11. Холмы поют про рай. / / И в том раю... / / Под Маврикийским дубом / / Сидит мой рыжий дед.- Ср.: «Древняя тень Маврикии / / Родственна нашим холмам» («Иорданская голубица», 1918); «...символическое древо, которое означает „семью“... в Иудее это древо носило имя Маврикийского дуба... Мы есть чада древа, семья того вселенского дуба...» («Ключи Марии», 1918). Этот образ «вселенского дуба», не раз возникающий в сочинениях Есенина того времени, имеет источником не только Библию (см. Быт. XVIII, 1-9), но и книгу «Поэтические воззрения славян на природу»; напр.: «Предание о мировом дереве славяне по преимуществу относят к дубу» (Аф. II, 294; выделено автором).

    Употребляемое Есениным название дуба происходит от библейского именования места, где этот дуб рос,- Мамре или Мамврия; впрочем, происхождение есенинской транскрипции этого топонима («Маврикия») не выяснено.

12. И тот, кто мыслил Девой, / / Взойдет в корабль звезды.- Одним из источников этого образа является изображение Богоматери-Девы на иконе «Неопалимая Купина». Сопричастность Ее трем мирам - земному, небесному (ангельскому) и духовнопрестольному (Божественному) - обозначена тем, что Ее образ помещен в центре трех пространств - трех четырехугольников различных цветов; два из них представляют ромбические фигуры, образующие в сочетании подобие восьмиконечной звезды. Согласно христианской символике, «символ звезды имеет самое непосредственное отношение к изображенной на иконе „Звезде Незаходящей, вводящей в мир Великое Солнце“» (Кокухин Н. Купина неопалимая.- Журн. «Православная беседа», М., 1994, № 4, с. 15). Кроме того, на иконах «Преображение Господне» Фаворский свет, знаменующий обетование грядущих человеческих судеб, почти всегда изображен в виде звезды, окружающей Спасителя, то есть Он, говоря словами Есенина, находится в «корабле звезды» (наблюдения Л.А.Киселевой - см.: «Есенин академический...», М., 1995, с. 170-173). Показательно, что вскоре после «Октоиха» Есенин написал поэму «Преображение».

Варианты

Г_н (беловой автограф):